— Верно! — оживился опер. — У вас есть какая-нибудь информация по этому поводу?

— Боюсь, что нет. Но я хотел бы знать, как… это произошло.

— А вы подъезжайте сейчас к нам в отделение, и поговорим.

Через несколько минут Кондаков уже заводил свою «десятку», а через двадцать минут был в кабинете опера Куракина, совсем молодого пацана, на взгляд Мясника.

«И вот таким молокососам доверяют дела об убийствах», — подумал он с обычным презрением к государственным органам.

— Вы давно видели Ивана Кротова? — спросил Куракин, и до Мясника не сразу дошло, что Кротов и есть Зяблик.

Вроде бы карточная игра нынче государством не преследовалась, и Кондаков честно ответил, что где-то с неделю назад перебрасывались в картишки.

— Вы знаете этих людей? — задал ещё один вопрос опер и положил на стол перед Мясником две фотографии.

Одну рожу Кондаков узнал сразу. Этот лупоглазый последнюю неделю практически каждый день приходил в ту мясную лавку, где Игорь чаще всего и обретался. Он понял, что мордовороты на снимках имеют непосредственное отношение к убийству Зяблика, раз ему показывают их фотки. Но если Игорь укажет на лупоглазого, будет ли какой-то толк? Неужели этот сопляк, который сидит напротив него, может действительно поймать самого настоящего убийцу? А если и поймает — адвокаты все равно бандита как-нибудь да отмажут.

— Нет, впервые вижу, — твердо заявил Игорь. — Но если они мне встретятся, я вам непременно позвоню.

— Ну что ж, спасибо, что пришли к нам. Надеемся на ваше содействие. — Куракин встал и пожал ему руку.

Мясник помялся.

— А это они, значит… Зяблика?..

— Окончательный ответ на этот вопрос даст суд, но, по нашим данным, именно они застрелили Ивана Кротова.

Кондаков целый день провел в лавке, которую обычно посещал лупоглазый. Он ещё толком не знал, что будет делать, если его увидит, но уже положил в наплечную сумку топорик для разделки мясных туш.

И лупоглазый появился!

Он, как обычно, не торопясь, взял кило говяжьей вырезки и двинулся к выходу.

Мясник последовал за ним, держась на расстоянии метров в двадцать.

Шли они недолго. Уже через пять минут лупоглазый зашел в подъезд девятиэтажного дома и, минуя лифт, стал подниматься по лестнице. Остановился на третьем этаже. Здесь-то его и достал Мясник.

— Эй! — окликнул он лупоглазого, опять-таки ещё не зная, что будет делать, но нащупывая рукоятку топорика.

Лупоглазый обернулся, но диалога не получилось. Длинный и острый самодельный зековский нож вошел сзади и сбоку в печень Игоря Кондакова, и тот рухнул сначала на колени, а потом лицом на грязный пол.

Картуз выдернул нож, обтер его о куртку Мясника и пояснил корешу:

— Я в окошко углядел, как он тебя выслеживал.

— Кто он такой и чего теперь с ним делать? — забеспокоился Мыловар.

— Затащим в нашу квартиру, пусть там полежит — все равно нам скоро сваливать.

В квартире Кондакова обыскали и нашли у него удостоверение владельца мясной лавки мелкооптового рынка.

— Херня какая-то! — удивились братаны.

19 августа, суббота: вечер

— Дядя считает, — заявил боссам «третий человек», — что всему составу нашей группировки надо наговорить на диктофон следующую фразу: «Срочно попросите Антона».

— Какого хера? — тут же возмутился Зямба.

— Именно этими словами вызвали Антона от Лаймы. Когда все записи будут сделаны, спецы точно определят «крота» в нашей организации, — пояснил Иван.

— Каким же образом? — не унимался Зямба.

— Через Лайму.

— Так она и скажет! — усмехнулся кавказец.

— Генерал прогонит её через детектор лжи, никуда она не денется.

— А менты, выходит, всех нас узнают поименно, — зло бросил Зямба.

— Зачем? Записи будут анонимными. Просто генерал передаст нам ту из кассет, голос на которой соответствует по тембру и интонации телефонному звонку. А у нас останутся дубликаты всех этих кассет, но уже с именами.

— Так менты узнают численность нашей группировки, — продолжал возражать упрямый кавказец.

— Они и так её знают, — вмешался в спор Келарь. — Посланник дело говорит. Сегодня же начинаем запись. Причем с себя. Давай диктофон, Иван.

Разговор этот происходил в пятницу днем, а потом в течение полутора суток в сколковском офисе шла невиданная акция, над которой посмеивались все члены организации, но никто не осмеливался возражать. Наконец кассеты были переданы генералу Крюкову.

Он договорился о встрече с Лаймой. Перед визитом зачем-то сходил в салон красоты, купил коньяк, торт и цветы.

Лайма тоже встретила его во всем блеске. Бюст не открыла, но подчеркнула модным бюстгальтером, зато совершенно обнаженной оставила спину, стройные бедра облегала короткая юбка.

— Ну что, начнем допрос, — улыбнулся генерал и решился на легкий поцелуй, в ответ на который Лайма сумела прижаться к Андрею Крюкову едва ли не всем телом.

— О, какие чудесные розы! — воскликнула она и выигрышно поставила вазу с цветами на сервант, возле стола, за которым они расположились. Рядом с бутылкой коньяка очутился принесенный Лаймой из кухни виноград. — Торт, если не возражаете, оставим на десерт. Может быть, сначала по рюмочке, для лучшего восприятия текста, — в меру кокетливо предложила хозяйка.

Гость не возражал.

Лайма предложила по второй, но генерал проявил железную стойкость: работа есть работа.

Началось прокручивание записей. Андрей ловил себя на том, что практически в упор, до неприличия, смотрит на Лайму. Он просто не мог оторвать от неё взгляд, настолько изящны были её движения, настолько совершенна фигура. И то и дело голову посещала шальная мысль: а не бросить ли к черту свое генеральство и не поселиться ли где-нибудь в тихом уголке Европы, наслаждаясь тишиной, свободой и Лаймой. Бабок-то он нахватал достаточно.

Но надо было прослушивать записи.

Никакого детектора лжи генералу не требовалось: он легко чувствовал по интонации, правду говорит «испытуемая» или нет.

— Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.

Всё — голос дрогнул: это тот человек, который ей звонил! Но генерал продолжал эксперимент.

И далее вновь последовало:

— Нет. Нет. Нет. Нет.

Итак, все записи прослушаны.

— Ну что ж, нет так нет, — пожал плечами генерал. — Давайте лучше выпьем.